1. Положительные эмоции
1.1. Счастье
1.1.1. Но когда пройдут годы, ― как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь! Что касается меня, то я, как выяснилось это теперь, был счастлив в 1917 году, зимой. Незабываемый, вьюжный, стремительный год! Начавшаяся вьюга подхватила меня, как клочок изорванной газеты, и перенесла с глухого участка в уездный город.
1.2. Спокойствие
1.2.1. Разве в них какие-нибудь безумные мысли? По-моему, я рассуждаю совершенно здраво. *** У морфиниста есть одно счастье, которое у него никто не может отнять, ― способность проводить жизнь в полном одиночестве. А одиночество ― это важные, значительные мысли, это созерцание, спокойствие, мудрость… Ночь течет, черна и молчалива. Где-то оголенный лес, за ним речка, холод, осень.Далеко, далеко взъерошенная буйная Москва.
1.3. Восторг
1.3.1. Черт в склянке. Кокаин ― черт в склянке! Действие его таково: При впрыскивании одного шприца двухпроцентного раствора почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается только одну, две минуты. И потом все исчезает бесследно, как не было. Наступает боль, ужас, тьма.
1.4. Блаженство
1.4.1. Черт в склянке. Кокаин ― черт в склянке! Действие его таково: При впрыскивании одного шприца двухпроцентного раствора почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается только одну, две минуты. И потом все исчезает бесследно, как не было. Наступает боль, ужас, тьма.
1.5. Эйфория
1.5.1. Я погиб, надежды нет. Шорохов пугаюсь, люди мне ненавистны во время воздержания. Я их боюсь. Во время эйфории я их всех люблю, но предпочитаю одиночество. *** Здесь нужно быть осторожным ― здесь фельдшер и две акушерки. Нужно быть очень внимательным, чтобы не выдать себя. Я стал опытен и не выдам.
2. Отрицательные эмоции
2.1. Жалость
2.1.1. Да что костюм! Рубашку я захватил больничную. Не до того было. На другой день, сделав укол, ожил и вернулся к доктору N. Он встретил меня жалостливо, но сквозь эту жалость сквозило все-таки презрение. И это напрасно. Ведь он ― психиатр и должен понимать, что я не всегда владею собой. Я болен.
2.2. Мучение
2.2.1. Предлога придумать не мог. *** Ах, черт возьми! Да почему, в конце концов, каждому своему действию я должен придумывать предлог? Ведь, действительно, это мучение, а не жизнь. *** Гладко лия выражаю свои мысли? По-моему, гладко. Жизнь?
2.3. Горе
2.3.1. Итак: горка. Ледяная и бесконечная, как та, с которой в детстве сказочного Кая уносили сани. Последний мой полет по этой горке, и я знаю, что ждет меня внизу. Ах, Анна, большое горе у тебя будет вскоре, если ты любила меня… 11 февраля. Я решил так. Обращусь к Бомгарду.
2.4. Мука
2.4.1. Будет приезжать ко мне… Хоть тридцать верст. *** Решили твердо, что с 1 января я возьму отпуск на один месяц по болезни и к профессору в Москву. Опять я дам подписку, и месяц я буду страдать у него в лечебнице нечеловеческой мукой. Прощай, Левково. Анна, до свидания. 1918 год
2.5. Стыд
2.5.1. ― Идите, ― досадливо крикнул он, ― идите. Ничего не буду говорить. Все равно вас вернут… Я ушел и, клянусь, всю дорогу дергался от боли и стыда… Почему?.. *** Очень просто. Ах, мой друг, мой верный дневник.
2.6. Испуг
2.6.1. Сидите спокойно. Вы хвастались, что вы совершенно нормальны, две недели назад. А между тем… ― он выразительно повторил мой жест испуга, ― я вас не держу-с. ― Профессор, верните мне мою расписку. Умоляю вас, ― и даже голос мой жалостливо дрогнул. ― Пожалуйста.
2.7. Раздражение
2.7.1. Тут он приподнялся, и я вдруг испуганно бросился к двери. Мне показалось, что он хочет запереть за мною дверь и силою удержать меня в лечебнице… Профессор побагровел. ― Я не тюремный надзиратель, ― не без раздражения молвил он, ― и у меня не Бутырки. Сидите спокойно. Вы хвастались, что вы совершенно нормальны, две недели назад. А между тем…
2.8. Тоска
2.8.1. Чего? Горячей ванны?.. Укольчика в 0, 005 морфия. Дозы, от которой, правда, не умирают… но только… а вся тоска остается, лежит бременем, как и лежала… Пустые ночи, рубашку, которую я изорвал на себе, умоляя, чтобы меня выпустили?.. Нет. Нет.
2.9. Жажда
2.9.1. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия. Морфия! Смерть от жажды райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребенный, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Так еретик на костре стонет и шевелится, когда первые языки пламени лижут его ноги… Смерть ― сухая, медленная смерть…
2.10. Ужас
2.10.1. Я узнал Марью Власьевну, акушерку из Горелова, верную мою помощницу во время родов в Гореловской больнице. ― Поляков? ― спросил я. ― Да, ― ответила Марья Власьевна, ― такой ужас, доктор, ехала, дрожала всю дорогу, лишь бы довезти… ― Когда? ― Сегодня утром, на рассвете, ― бормотала Марья Власьевна, ― прибежал сторож, говорит… «у доктора выстрел в квартире…» .
2.11. Ярость
2.11.1. ― Дайте ключи! И вырвал их из ее рук. И пошел к белеющему корпусу больницы по гнилым, прыгающим мосткам. В душе у меня ярость шипела, и прежде всего потому, что я ровным счетом понятия никакого не имею о том, как готовить раствор морфия для подкожного впрыскивания. Я врач, а не фельдшерица! Шел и трясся. И слышу, сзади меня, как верная собака, пошла она.
2.12. Злость
2.12.1. Но тут же злость опять наплыла на меня. Она: ― Зачем, зачем вы так говорите?
2.13. Досада
2.13.1. Знаю я это Горелово. О, медвежий угол!» Письмо на бланке лежало на ночном столике в круге света от лампы, и рядом стояла спутница раздражительной бессонницы, с щетиной окурков, пепельница.Я ворочался на скомканной простыне, и досада рождалась в душе. Письмо начало раздражать. «В самом деле: если ничего острого, а, скажем, сифилис, то почему он не едет сюда сам? Зачем я должен нестись через вьюгу к нему?
2.14. Страх
2.14.1. И здесь они полностью, без всяких каких бы то ни было изменений. Я не психиатр, с уверенностью не могу сказать, поучительны ли, нужны ли? По-моему, нужны. Теперь, когда прошло десять лет, жалость и страх, вызванные записями, конечно, ушли. Это естественно, но, перечитав эти записки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а память о нем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть, они нужны? Беру на себя смелость решить это утвердительно.